На три ночи, но не в Сочи

С моста через Селенгу

Образовалось пять дней на ежегодное празднование «Золотой осени». Но, если сначала у меня в голове прозвучало «Дзелинда» – будто звякнули тонкие льдинки в котелке с водой из осенней речки – то прогноз погоды на ближайшие пять дней предлагал подумать над сменой маршрута. Солнышко обещалось светить на юге Бурятии; вот туда и поедем, по Великому чайному пути. По правой его ветви из Мысовой до Гусиноозерска через хребет Хамар-Дабан мы проехали в прошлом году. Теперь поедем по левой ветви: Мысовая – Кабанск – Верхнеудинск (нынешний Улан-Удэ) – Гусиноозерск – Новоселенгинск – Троицкосавск (нынешняя Кяхта). Если получится, доедем и до Урги (Улан-Батора), въезд в Монголию для россиян стал безвизовый. Берем загранпаспорта, поехали! Вначале всё знакомо и привычно: Байкал, завтрак на серпантине над Култуком, обед в хорошем кафе «Багульник» сразу за мостом через Селенгу, Иволгинский дацан. В дацане бывали не раз, но не удавалось найти скульптуру «Маленький Будда» знаменитого Даши Намдакова. Нынче мы её обнаружили, она оказалась в застекленной беседке за территорией дацана. Неожиданно видеть Будду в непривычной ипостаси – младенец, лежащий на ласково улыбающемся льве. Недалеко ряды клеток с разводимыми здесь сторожевыми собаками. Здание Буддийского университета после нынешнего пожара стоит с закопченными стенами, кровлю ремонтируют. У дворца Итэгилова мы были, конечно, но «на прием» к нему, который проходит по большим буддистским праздникам, никогда не стремились попасть. А тут наружная дверь открылась, и мы шагнули следом за тремя женщинами. Лама на входе строго спросил, откуда мы и велел заходить. Только мне попало от него. «Куда, – говорит, – вперёд мужчины идёшь?» Я заробела, но прошла, как положено; а после поклона святыне на выход спиной вперёд. Тут суровый лама надел нам на шеи голубые шарфы-хадаки и напутствовал пожеланием идти вслед за мужчиной, почитать его, уважать. «Ой, – думаю, – придется мне теперь, видно, как восточной женщине, «чуркен», ходить на два шага сзади своего мужчины!»

Монгольская дорога

Оставив позади семьсот километров, прибываем в пограничную Кяхту около восьми вечера. Дальнобойщики пропускают нас вперед, легковые в отличие от грузовых проходят МАПП круглосуточно. Не более, чем через двадцать минут мы оказываемся на монгольской стороне, ещё полчаса, и ворота в неведомую Монголию открываются перед нами. Здесь платим мзду: за санобработку (проезд по луже) 80 рублей, дорожный налог 400 рублей, страховка за машину 1400 рублей. Беспокойство насчёт обмена денег исчезает сразу за шлагбаумом, появляется молодой человек: «Ченч!», и конвертирует наши рубли в тугры (один рубль равен двадцати девяти тугрикам). Уже темно, это по нашему, переведенному по указу, времени девять вечера, а по-здешнему десять (до конца сентября). В ближайшем от границы городе Сухэ-Баторе устраиваемся на ночлег в гостинице (двухместный номер – 40000 тугров, одноместный 35000). Коротко ужинаем, коротко «за приезд», и спать. Утром Сергей приносит из машины газовую горелку и чай варим в комнате. Выходя из гостиницы, видим у администратора кулер и электрочайник, а ещё на рисепшене висят трое часов, первые с надписью «Москва» показывают время 3:15, вторые «Улан-Батор»: 8:15, а третьи «Лондон»: без десяти два... Бывает.

Журавли

С любопытством разглядываем окрестности по сторонам дороги. Машин на трассе немного, в открытые окна врывается чудный запах степи: полынь, чабрец. Первый после Сухэ-Батора город Дархан, первая из многочисленных стоящих по стране статуя Будды, первые юрты и большие стада овец, выстраивающие свои «флэш-мобы» на придорожных склонах. Вот пасека, ульев сорок, почему-то рядом с дорогой. На поле, тоже недалеко от шоссе, кормится множество журавлей черных и серых; мы решаем, что у птиц здесь перевалочная база на пути в теплые края. Останавливаемся, пробираемся к полю через кювет, густо заросший коноплей. Близко птицы не подпускают, при нашем приближении отлетают – жалко! Едем дальше, и вот что интересно: дорожный налог заплатили, а при подъезде к любому городу стоит посреди дороги шлагбаум и будка, из будки протягивается рука с билетиком, из машины протягивается рука с деньгами (500 тугров), шлагбаум поднимается и путешествие продолжается. Ещё интереснее, когда эта картина повторяется при выезде из города!

Конопля!

Про топливо

В котловине среди холмов показался Улан-Батор, опять шлагбаум с будочкой, опять денежка (уже 1000 тугров – столица!). Литр бензина А-92 здесь стоит 1670 тугриков, есть и газовые заправки. На въезде в город центральная улица напоминает улицу Трактовую с бесчисленными авторемонтными мастерскими. Тянется эта улица Мира на тридцать км и здесь тоже бывают «пробки», как мы позже узнали! Ищем магазин ЦУМ, на верхнем этаже в книжном отделе покупаем карты, завтра поедем в местность Тэрэлдж. Сейчас надо посмотреть город и найти ночлег. На центральной площади на фоне взметнувшихся ввысь зданий стоят юрты, на одной читаем название «Алтай». Рядом открытая сцена, сегодня концерт съехавшихся в столицу из разных областей монголов. Повезло, слушаем вживую горловое пение, хумус, просто песни. Эта площадь пережила и Богдо-ханов, и мавзолей Сухэ-батора и Чолбайсана. Мавзолей снесен, тела национальных героев сожжены согласно буддийским традициям. Сейчас не спорят друг с другом изящный легкий памятник Сухэ-Батору на коне и тяжелая статуя медноликого Чингисхана в нише Дворца Правительства. За площадью есть гостиница (зочид буудал) «Улан-Батор», идём с надеждой туда, но подойдя ближе, видим работающую клин-бабу, рушащую козырёк шестиэтажного здания, видимо, оно стало нестатусным рядом с небоскрёбами у площади. Невдалеке красивый отель «Ni-na», заходим чисто для маркетинга; двухместный номер здесь 210000 тугров. Хороша «Нина», но не наша! Чуть дальше, на задворках 26-этажного дома находим непритязательную гостиницу за 40000 тугров, с душем и туалетом в номере, нас устраивает, всё равно завтра едем «за город». Ночная столичная жизнь задевает нас лишь краем: в наш сон вклинивается красивая, но громкая песня сынов степей – в соседних номерах живут участники слёта-концерта, а машина дремлет (за 2000 тугриков) во дворе типографии под стеной с длинным изречением И.Канта на монгольском языке. Старомонгольское письмо очень красиво: вязь иероглифов бежит сверху вниз. Современные же монгольские надписи кириллицей, порой вызывают у нас смех, похоже на бранные слова.

Утром отправляемся в монастырский комплекс Гандантекчинлинг (Гандан). Рядом с монастырем за глухими заборами на узких улочках маленькие домики и старые юрты, в которых живут, будто в прежней Урге, не желающие менять уклад жизни старики. В Гандане в каменном белом здании стоит самая высокая золотая статуя Будды, идут ежедневно службы, здесь находится крупнейший Буддийский университет. Бегут утром на занятия мальчишки в красных одеяниях, опаздывая как обычные школьники; быстро обмахиваются можжевеловым дымом у курилен во дворе и усаживаются на лавки, нараспев читая тексты молитв.

А мы едем в национальный парк Тэрелдж (на дорожном посту платим по 3000 тугриков с человека). Отворот в долину мы проезжаем, решаем проскочить до статуи Чингисхана, это менее 15 км от стрелки. Там, по легенде, находится место, где мальчик Тэмуджин нашел золотой кнут и понял в тот момент, что он будет править миром. В голове завертелся дурацкий стишок: «Мальчик на поле нашел пулемёт...». Первый взгляд на статую, и вспоминается к/ф «Иван Васильевич...»: «Ну, царь.»

Амбиции

Хотя, надо признать, металлическая сорокаметровая статуя на фоне степей, гор смотрится внушительно. Приходит понимание, что только такого размера и годятся монументы для столь бескрайнего, не зажатого рамками города, пространства. «Бюст, установленный на родине героя», выглядел бы здесь нелепо. А вообще монголы амбициозны, сейчас в направлении аэропорта, в сорока пяти километров от столицы идет сооружение нового колосса «Их Майдар», высотой выше известных изваяний: Иисуса Христа в Бразилии, Свободы в Америке.

При въезде в долину Тэрелдж есть Обо, а у меня есть камушек из Ангарска, завалялся в кармане рюкзака, как средство от собакобоязни, вот и отнесу его на вершину каменной пирамиды. Кстати, когда мы остановились на первом от границы перевале и я, как положено, обошла Обо по часовой стрелке, брызнув на все стороны света из пробки плоской бутылки, то из стоящего на другой стороне дороги грузовичка вышел шофер и поинтересовался, не жили ли мы в Монголии, что обычаи соблюдаем? Так у нас же Бурятия рядом, «плавали, знаем!» А шофер в разговоре поделился, что он когда-то учился в ПТУ г.Усолья на сварщика. Ну вот, Земля круглая. У реки при въезде в нац.парк стоят запрещающие и предписывающие знаки. Костры – в отведенных местах. Решаем сварить обед на берегу. Подходит дядька с баулами через плечо, молча присаживается у огня на корточки, посидев, спрашивает меня : «Орос (русский)?». Я отвечаю: «Да». Пауза затягивается, я пытаюсь поддержать беседу: «Монгол?». Монгол кивает, молчит ещё пять минут и уходит. Поговорили.

Черепаха

Еще черепаха

Далее едем по дороге, ведущей вверх; с обеих сторон долины горы, превращенные ветром и песком в причудливые статуи: тут и черепаха, и морда обезьяны, а вот чётко – читающий человек. По сторонам слева-справа на зеленых склонах холмов группы белых юрт, издалека напоминающие семейки молодых шампиньонов. На одной такой турбазе стоят хорошо выполненные скульптуры динозавров, неплохо вписывающиеся в окрестный пейзаж. Проезжаем долину до конца, там на реке у леса стоит деревня, но в отличие от живущих в безлесной столице монголов нам не хочется стоять под деревьями, простора хочется. Озираем окрестные красоты с вершин и едем назад, выбирая место с простором. А как быть с костром только на отведенной территории? Подъезжаем к юрте среди долины и просим разрешения поселиться рядом. Бабушка согласна, взрослая внучка при установке палатки стоит молча рядом, недоверчиво щупая тонкую ткань. Разжигаем костер из дровишек, припасенных в багажнике. Не одобряя такое расточительство, девяностолетняя бабушка отправляет к нам внучку со стопкой сухих коровьих лепешек – кизяков. Благодарим: «баярлах», подкладываем лепёхи под котелок с чаем – органика, нормально. Позже к костру подходят приехавшие на машине сын хозяйки с женой, та жестами показывает нам, что она доила коров. Мы беседуем изо всех сил, рисуем на тетрадном листе фразу с картинками, женщина в ответ пишет красивым почерком, русскими буквами, но без знания языка трудно, разве что «сайхан-газар» скажу и разговор угасает, как и костер. Прощаемся: «Спокойной ночи, баяртай!». Хозяева уходят. Но тут появляется внучка и настойчиво зовет нас в юрту, в сторону от такой ненадежной на её взгляд палатки. Причем, обращается-то она с горячей непонятной речью больше к Сергею, чем ко мне. Тоже мне, Синильга! Укладываемся в палатке. Спится хорошо, вначале лишь нарушает сон вой собаки. При нашем сюда приезде мы видели, как метрах в ста отсюда разобрали и погрузили на машину юрту, а большую черную собаку оставили, прямо как некоторые безответственные дачники после летнего сезона. Собака лежит на круге от юрты, понимает, что её бросили, и тоскует, воет. Потом замолкает. Ночью выходим наружу и получаем подарок – ясное звездное небо Монголии!

Утром долина выглядит по-новому, тени на холмах оживляют пейзаж. Варим завтрак, оставляем немудреные подарки хозяевам, и – в путь! Ещё раз любуемся долиной, скалами, отмечаем на некоторых турбазах поля для гольфа. При подъезде к городу замечаем католический собор, только в отличие от устремленной в небеса европейской готики, он напоминает своей архитектурой юрту. Приглядываем в городе, где покушать; попадается украинский ресторан с обслугой – «дивчинами» – монголками в белых вышиванках и красных спидницах, «парубком» в широких шароварах. Здороваемся на чистой хохляцкой мове: «Здоровеньки булы! Клятых москалей погодуете?» В ответ: «??» Да не больно и хотелось. Едим в соседней кафешке буузы, забегаем в ЦУМ, тратим тугры, и – в Россию. Обратная дорога домой кажется, как всегда, короче. Смеркается. Перед Дарханом слышим курлыканье, выходим из машины и видим, как со знакомых полей поднимаются на крыло и летят строго на желтый закат нескончаемые, кажется, косяки журавлей. Видимо, здесь пролегает их миграционный путь. Задираем головы и долго смотрим вверх. Уже проскочили мимо обойденные нами прежде фуры, мы потеряли заработанные на трассе «очки», но что это в сравнении с такой удачей! К пропускному пункту подъезжаем часов в десять вечера, долго стоим, так как перед нами проверяют большой, полный людей автобус. Нас, практически, не досматривают. Отчего то проникшийся к нам симпатией пожилой таможенник-монгол долго разговаривает с нами по-русски, он и говорит, что у них глаз наметан, кого стоит проверять тщательно. Границу пересекаем только в пол-третьего ночи. И, уставшие, ставим палатку почти на площадке автозаправки, создавая прецедент.

Новоселенгинск

Утром смотрим Кяхту, значимый город Великого Чайного Пути, собор по типовому проекту архитектора К.Тона, (и тогда были ТП!) Потеряв связь, находим её в Новоселенгинске, 350-летнем поселке, у которого река Чикой впадает в Селенгу. Делаю для мамы фото сельской церкви. Телефон перезарядила, с домом связалась, а завтрак – обед решили сварить у реки за утесом после поселка. По дороге попались, если верить надписи на щите у дороги, меркитские камни. Поднимаемся на гору. Порскает из-под ног вспугнутая нами стая куропаток и мастерски маскируется вновь. На вершине находится сторожевой камень с аккуратной, очень похожей на выполненную буровым станком круглой чашей-выемкой для разведения сигнального огня.

Спасский собор

Вот отсюда мы и увидели стройный Спасский собор, одиноко стоящий на другом берегу Селенги, прекрасный, несмотря на разрушение от времени. Ничем другим, как провидением, я этого объяснить не могу. Это же та церковь, на фоне которой сфотографировалась в юности моя мама! Я пыталась найти её ещё в другом Селенгинске, перед Улан-Удэ. Мама же настаивала, что стояла церковь в чистом поле, но не помнила где. Вот она! Проводим у реки напротив собора часа два, мне нравится, что рядом с ним нет ни строений, ни людей, ничего отвлекающего от строгой красоты белого храма, да и на этом берегу кроме нас никого. В Монголии насмотрелись на золоченые статуи Будды, на затейливые дацаны, а вот это – своё, родное. «...и тропинка, и лесок, в поле каждый колосок...» Далее по дороге Гусиное озеро, малая родина. Три ночи за границей пролетели, как миг. Баяртай, Монголия!

P.S.

Для общения в Монголии мы выучили всего несколько слов: Сайбайну – здравствуйте, баярлах – спасибо, зочид буудал – гостиница, зоогин газар или цайны газар – кафе, сайхан-газар – красивое место и баяртай – до свидания.

А вот не заверни мы в посёлок, и не узнали бы, что острог селенгинский празднует на днях солидный день рождения, 350 лет. Поселок был в давние времена (в 1745 г.) городом с населением в 4000 человек, в соборе запись о 2900 душах, приписанных к приходу в 1893 г. Это был первый административный центр Восточной Сибири, несколько лет Иркутск подчинялся Селенгинску, а Удинск (позже Верхнеудинск) считался его пригородом. Через город шли караваны с товарами в Китай и обратно. В 1682 году была предпринята новая попытка отнять у России Забайкалье, князь Батур-Очирой-хан с 20000 корпусом вступил в наши пределы, но посланный против него опальный украинский гетман Демьян Многогрешный, отбывавший ссылку в Селенгинске, рассеял ватаги, и с тех пор Байкал навсегда наш. А ещё в Селенгинске отбывал ссылку декабрист Николай Бестужев с братом. Николай Бестужев здесь и похоронен. А ещё Абрам Петрович Ганнибал, прадед Пушкина, бывший здесь в ссылке с 1827 по 1830 годы за то, что противостоял петровскому фавориту князю Меньшикову. А пока в Москву не вернулся, он участвовал в плане переноса города Селенгинска с правого берега на левый и в устройстве крепости Селенгинской.

Каково? Ну, не сильно и удивляет, Сибирь – ссылочная столица. А красивый Спасский собор построен в 1789 году архитектором самоучкой Воротниковым. Он и остался от всего города один-одинёшенек. Претерпел он много, и от землетрясения 1862 г., и от людей: в 1936 г. сняли кресты, в 50-х снесли часть куполов, взорвали монашеские кельи у храма, пытались разобрать их на кирпичи, но не смогли по причине крепости кладки; тогда приспособили здание под стойло для скота. А когда-то, во времена своего «селенгинского сидения» совершал в этом соборе богослужения Иннокентий Иркутский. Вот вам и посёлок придорожный!